– Обязательно пойдем сюда! Сегодня же. Свечей достанем и пойдем! – сказал Куница. Он жадно глядел в трещину скалы.
– Чудак, где ты достанешь здесь свечей? – ответил я Кунице.
– Где?.. А в церкви. Здесь же есть церковь? Сегодня что у нас? Пятница. Эх, жаль, службы утром нет. Ну, просто у старосты попросим или купим.
Долго стоять перед входом в пещеру было страшновато. Слова дядьки о гадюках заставили меня насторожиться. Того и гляди, выползет какая из трещины…
Я предложил ребятам взобраться повыше. Мы влезли на круглый камень, закрывающий вход в пещеру, и уселись, как настоящие лесные разбойники, отдыхая и поглядывая по сторонам.
В лесу было очень тихо. Кое-где сквозь густую листву высоких ясеней пробивался косой солнечный луч, освещая радостным, золотистым светом сырой полумрак оврага. Вокруг было глухо и влажно, словно в погребе. На опушке, должно быть, солнце грело вовсю, а тут нам казалось, что уже наступил вечер.
Вдруг Маремуха дернул меня за ногу и кивнул на пещеры.
Что там такое? Гадюка?
Теперь и я услышал какой-то глухой звук, раздавшийся в подземелье.
Не то кто-то кашлянул там, не то камень оборвался и глухо упал на землю.
– Ты слышал? – шепнул я Кунице.
Куница сразу насторожился и лег на камень. Мы устроились рядом с Куницей.
В пещере снова кашлянули; на этот раз еще ближе. Может, это лает лисица, забавляясь со своими детенышами? Опять, где-то совсем близко, захрустел щебень. И вдруг из темной щели высунулась наружу чья-то рука, а затем появился человек.
От неожиданности я вздрогнул. Да ведь это же мой батько!
Он сильно оброс. У него отросли усы и борода, но я узнал его сразу и по синей сатиновой рубахе, и по знакомому широкому ремню на ней. Мне хотелось крикнуть ему: «Тато, татко! Я здесь!» Но крик застрял у меня в горле. А отец обернулся к нам спиной и крикнул в пещеру:
– Выходите, где вы там?
И тут из подземелья к черному камню выскочил Оська, а за ним вышел какой-то обросший бородой человек в резиновом плаще.
– Это свои! – выкрикнул я, толкая хлопцев, и мы кубарем скатились на землю. Я первый выскочил навстречу отцу, но сразу же шарахнулся в сторону.
Отец целился в меня из нагана, человек в резиновом плаще – тоже.
«Они сумасшедшие!» – подумал я и что было силы рванулся к оврагу.
– Васька! Василь! Погоди! – закричал мне вдогонку отец.
Я сразу остановился и с опаской поглядел назад.
Отец стоял, опустив наган. Это действительно был мой отец – молчаливый, угрюмый, почти никогда не улыбающийся. За поясом у него был сверток с газетами, отпечатанными на синей оберточной бумаге. Надо было сразу броситься к нему на шею, поцеловать его в густые, колючие усы, но я подошел к отцу, как к чужому, – медленно, неловкими шагами. Перепуганные Куница и Маремуха выглядывали из-за камня.
– Как ты попал сюда, Васька? – удивленно спросил отец, нагнувшись и целуя меня в лоб.
– Я из города… Мы зашли к дядьке Авксентию…
– Откуда ты знаешь эти пещеры?
– А меня прошлый год дядька Авксентий водил сюда…
– Дядька Авксентий? – переспросил отец и недовольно крякнул. Потом покачал головой и, заметив стоявших в отдалении хлопцев, спросил: – Это Маремуха, да? А второй кто? Я уж позабыл!
– Юзик Стародомский…
Оська подмигнул мне из-за спины отца.
– Это наши, зареченские… – вполголоса сказал отец обросшему человеку.
Тот вслед за отцом спрятал в карман револьвер. И вдруг… Что такое? Не может быть! Ведь это Омелюстый! Ну да, Иван Омелюстый, наш сосед, который тогда отстреливался от петлюровцев из башни Конецпольского. С перепугу я его сперва не узнал. Вот здорово! Значит, Иван жив? Но как он оброс! Видно, долго не брился.
– Дядя Иван, добрый день! – весело сказал я, протягивая соседу руку.
– Я же говорил Ваське, что вас не поймали, – сказал, подходя, Куница.
– Кто поймает? Кто меня может поймать? – насторожившись, спросил Омелюстый.
– А петлюровцы!.. Мы с Васькой тогда видели, как вы заскочили в башню. Помните? А тот чубатый хотел перебежать кладку, а вы в него выстрелили, и он упал прямо в речку!
– Ах да, вот ты про что, – сказал Иван и удивленно посмотрел на Куницу. – Ну, это когда было! Я уж позабыл. Да разве так ловят? Так, брат, ловить, знаешь, чур-чура – не считается.
– Дядя Иван, а вы знаете, что с тем человеком?
– С каким человеком?
– Ну, с больным. Помните, вы его ночью к нам приводили?
– Сергушин? – подсказал сосед.
– Я не знаю фамилию. Ну, тогда ночью вы с ним пришли.
– Да, да, Сергушин, – сказал Иван.
– Так его ж убили! Мы сами все видели. – И я рассказал, как поймали Сергушина, как расстреляли и как мы втроем убрали его могилу.
Отец и Омелюстый слушали мой рассказ очень внимательно. Отец посмотрел на меня чуть-чуть недоверчиво.
– Так вот оно что… – тихо сказал Омелюстый. – Я уже знаю, что его расстреляли, а вот как и где это случилось, от вас первых слышу.
– Дядя Омелюстый, а кто был этот человек? – заглядывая ему в глаза, спросил Маремуха.
– Которого расстреляли? Этот человек… Долго рассказывать… Знаете что, вот давайте подсобите нам сейчас, а потом, пожалуй, я вам расскажу.
– А что подсоблять?
– Вход в пещеру завалим.
– А мы хотели…
– Что хотели?
– Хотели пойти посмотреть пещеры, – объяснил Маремуха.
– Нечего вам в пещерах делать, – строго сказал Омелюстый. – Потом когда-нибудь я сам вас сведу всех. Не верите? Спросите вот Оську, сколько пещер я ему тут показал. Верно, Оська?
– Показали! – согласился Оська.
– Вот то-то же. А сегодня ходить туда нельзя! – сказал Иван и, оглядываясь, добавил: – Ну-ка, хлопчики, тащите камни из оврага, мы живо управимся.