Старая крепость - Страница 39

Перевалив через Барсучий холм, мы увидели соломенные крыши нагорянских хат. Мой дядька Авксентий жил на окраине села, возле кладбища.

Около его хаты сохли на плетне глиняные, с почерневшими донышками горшки и мокрое потрепанное рядно. Три курицы рылись под крыльцом, вздымая облачка серой пыли.

– Подождите тут. Я схожу в хату, вызову дядю, – сказал я Маремухе и Кунице.

В последнюю минуту у меня екнуло сердце: а не влетит мне от дядьки за непрошеных гостей? Но не успел я переступить порог крыльца, как дядька Авксентий, услышав говор на дворе, появился на пороге сам. Рослый, в свисающих штанах, в холстинной сорочке, с недовязанным остроносым постолом в руках, он пошел нам навстречу. Лицо у дядьки Авксентия было смуглое и обветренное, все в морщинах.

– Ого, та це Василь! Откуда? Ну, здравствуй! Вот не ожидал! Счастливый день будет, если с вечера гостей встречаю. А хлопцы возле тына твои? – спросил дядька, пожимая шершавыми, жесткими пальцами мою руку.

– Мои, мои, дядя! Добрые вечер! Мы вот пришли к вам рыбу ловить…

– Ну что же, заходите, рыбы на всех хватит. Мы с Оськой вчера целый вечер лазили по воде, даже я застудился. Хриплю, слышишь как! Ну, чего ж вы на дворе стоите? Заходьте в хату.

– Дядя, а тато где? – осторожно спросил я, переступив порог.

Задымленная комната с широкой постелью в углу была пуста.

– Мирон?.. А его здесь нет… Мирон пошел с Оськой в Голутвинцы… Там ярмарка… – как-то нескладно ответил дядька.

Значит, мы разминулись с отцом? Ведь Голутвинцы под городом.

А может, он зайдет оттуда домой, в город? Вот будет жалко!

– Да садитесь, хлопцы! Ну, чего же вы стоите? – пригласил Авксентий. – Рассказывайте, что нового в городе. Как там петлюровцы поживают? У нас их тут мало. Проскочат один-другой по шляху, а в село заезжать боятся.

Я уселся на треногий стульчик и рассказал дядьке, как петлюровцы обыскивают жителей каждую ночь, как попы служат в кафедральном соборе молебны за здоровье Петлюры, рассказал я и о том, как закрыли наше училище… Петька Маремуха вместе с Куницей уселись на лавочке. Маремуха с любопытством оглядывал задымленную печь, набитую желтой соломой. Возле печи на полу лежала кучка сыромятных, покрытых шерстью ремешков, из которых дядька плел себе постолы.

Осмотрев комнату, Петька выглянул в окно, видно, побаиваясь, как бы не украли бамбуковое удилище и сетку. Зря боится – не утащат: здесь не город, все люди знакомые, все на примете. Хаты не закрывают.

Куница исподлобья поглядывал на дядьку. Потом тихонько дернул меня за локоть и прошептал:

– Про крепость расскажи… И про губернаторский дом. И про партизан, что листовки по ночам расклеивают на столбах.

– Хорошо, хорошо, не мешай! – отмахнулся я и торопливо рассказал дядьке о том, что мы видели в крепости.

Морщинистое лицо Авксентия нахмурилось. Об атамане Драгане и его черножупанниках я рассказать не успел. Дядька сразу поднялся и перебил меня:

– Вот что, хлопцы, я сейчас, пожалуй, схожу к одному человеку, у него хороший бредень есть. Договорюсь с ним, чтобы завтра с утра ловить рыбу всем разом. Он живет тут близенько.

Я увидел, как сразу заблестели от удовольствия глаза у Куницы и Маремухи. Хорошо, что я уговорил их зайти в Нагоряны. Понемногу я начинаю забывать о городе, о тяжелых воспоминаниях и волнениях, которые связаны с ним.

– Хлопцы, – сказал я, – как половим рыбу, в лес пойдем. Я покажу вам Лисьи пещеры!

– Куда, куда? В Лисьи пещеры? А где же они есть такие? – вдруг нахмурился дядька.

– Как – где? Вы же сами меня водили? Помните, прошлым летом?

– Я? Ну, да, верно… А я и позабыл… Ох какие непоседы! Не успели в гости прийти, а уж нечистая сила тащит вас в какие-то пещеры. Не ходите туда, ну вас! Гадюк теперь там развелось уйма! Еще ужалит какая!

– Ну, тогда мы пойдем на речку, к сломанному дубу, – нерешительно сказал я, про себя соображая, что от сломанного дуба к Лисьим пещерам рукой подать.

– На речку можно, – согласился дядька и надел свой соломенный капелюх.

У двери он обернулся и позвал меня:

– Василь! Поди-ка сюда!

Я вышел вслед за Авксентием во двор. Молча мы зашли в клуню. Меня сразу же обдало запахом сухого сена.

– Василь, – тихо и строго спросил дядька, – а кто эти хлопцы, что с тобой пришли? Ты их хорошо знаешь?

Смущенный строгим голосом Авксентия, я рассказал, кто такие мои приятели.

– Батько Маремухи живет в усадьбе Григоренко? – спросил дядька.

– Ну да! – обрадовавшись, подтвердил я.

– Он мне в позапрошлом году чеботы чинил, – вспомнил Авксентий. – А второй кто?

– А это Юзик Стародомский. Его отец собак ловит. Он возле Успенской церкви живет.

– Слухай, Василь! – сказал тогда Авксентий и взял меня за плечо. – Завтра я тебя поведу к батьке. Он никуда не уходил. Это я нарочно про ярмарку сказал. А ты никому не смей говорить, что батька в Нагорянах. А то сразу приедут петлюровцы и схватят его, да и меня вместе с ним. На меня они косятся с прошлого года, и до Мирона у них тоже дело есть. Приказ об аресте – понимаешь? Слух прошел, что это не без его участия листовки партизаны печатают. Понятно тебе? Я вам ничего не запрещаю, можешь водить хлопцев везде, завтра мы на рыбалку пойдем вместе, только обо всем молчок. Хлопцы-то знают, что батька здесь?

– Да, я говорил…

– И что у меня живет, тоже знают?

Я виновато молчал.

– Эх ты, шалопут. Все успел выболтать… – с укором сказал дядька.

– Да ведь мы… – с жаром сказал я и остановился. Хорошо бы, конечно, рассказать дядьке, что мы собрались к большевикам, но тогда надо рассказать и об исключении из гимназии. Нет, уж лучше помолчу.